Моя жизнь в психоанализе

Становление-психоаналитиком вместе с Гваттари

Это перевод на русский язык моего эссе для журнала La Deleuziana по случаю 50-летия публикации "Анти-Эдипа" Жиля Делёза и Феликса Гваттари "Devenir-psychanalyste avec Guattari". Перевод приводится без ссылок и библиографии (см. оригинал).

На страницах этого номера коллеги много говорят о шизоанализе как о дисциплине, как о экспериментальном поле, как о практике креативности. Я бы хотел предложить немного другую перспективу. Я предлагаю поразмышлять о шизоанализе не как о своеобразной дисциплине, и даже не как о направлении, школе, “гваттарианском психоанализе”, а как о некоторой ориентации для психоаналитика, для клинициста, таковой которая определяет его индивидуальный аналитический стиль. Действительно, нам уже невозможно учиться у Гваттари, подобно тому, как мы учимся у Дольто, Винникотта или Маннони. В отличие от аналитиков, оставивших нам в наследство довольно обширный корпус весьма подробных клинических случаев, Гваттари - плодовитый писатель, остававшийся в первую очередь клиницистом на протяжении почти всей взрослой жизни, до самой смерти - он удивительно редко писал о своей клинической работе (как не делал этого и Лакан). Кроме известной статьи о случае Р.А. мы можем найти клинические иллюстрации Гваттари разбросанными тут и там в материалах семинаров, которые он вёл в Ла Борд, в записных книжках, письмах. Все это, хоть и даёт почувствовать тот самый его индивидуальный аналитический стиль, кажется, трудно применимо в целях конвенционально дидактических. С другой стороны, психоанализ сопротивляется конвенциональной дидактике. В отличие от образование в других профессиях, таковое аналитика, или - это гораздо лучше передаёт игру означающих, замешанных в этом процессе - его формация происходит в первую очередь как де-формация существующих у него концепций и убеждений в диалоге с дисциплиной и коллегами. Образование аналитика это специфическое образование у него бессознательного, а, значит, деформация эта подобна бессознательному: она динамическая, непрерывная и не имеющая окончательной точки (здесь я следую за концепцией психоаналитика Винсана Пердигона из Федерации Психоаналитических Ателье). Именно об этом я сегодня хочу поговорить: о деформирующем, мутационном потенциале гваттарианской мысли для психоаналитика. Кажется, это будет вполне в духе шизоанализа как клинической практики. То, что можно назвать “клиническим шизоанализом” – это прежде всего стиль, продолжающаяся деформация, которую проходят аналитики имеющие фрейдистские, кляйнианские или даже лакановские корни. Кроме того, вопреки распространённому стереотипу, самому Гваттари чужд негативизм, весь пафос его программы заключается в обратном – в созидательности.

Говорить о том, какой может быть эта ориентация, я бы хотел начать с того, чтобы определить несколько ключевых моментов психоаналитической практики, относительно которых эта ориентация уже и будет происходить. В 2003 году во Франции, когда психоанализ там подвергся значительной угрозе государственного угнетения, для противостояния ему была сформирована т.н. “контактная группа” – таковая из аналитиков объединяющая, по их собственному определению, “французских фрейдистов” (Парижское психоаналитическое общество, Французская психоаналитическая ассоциация, 4я группа) и “французских фрейдистов с Лаканом”1 (Espace Analytique, Societe de Psychanalyse Freudien, Mouvement Cout Freudien, Международная фрейдовская ассоциация, Европейский фонд психоанализа и др.). В рамках своей деятельности «контактная группа» предложила свое определение психоанализа в нескольких пунктах.2 Первые три касались фундаментальных понятий. Четвертый и пятый касались непосредственно методических аспектов клинической практики. В контексте моих размышлений именно они представляют наибольший интерес:

Психоанализ стремится - без всякого желания адаптации к какой-либо заранее установленной модели - устранить, насколько это возможно, любое внушение, суггестию.

Именно в этом элементе определения психоанализа я вижу возможность локализовать «гваттарианскую» ориентацию для психоаналитика. Начать свои размышления о том, как контакт с Гваттари позволяет деформироваться психоаналитику - конкретно в отношении индивидуального аналитического стиля - я бы хотел с пояснения наполнения этого элемента.

Психоанализ – это метод исследования ментальных процессов и терапевтический метод осуществляемый прежде всего как практика речи. Аналитик, посредством особенной позиции слушания, создает пространство для речи и субъективации анализанта. Это пространство, в котором можно разместить ранее вытесненное и где можно его избыть, найти новые пути субъективации, или, как этот процесс описывает французский психоаналитик Жан-Пьер Винтер, “вспомнить, чтобы наконец быть способным это забыть”.

Как шутил Жак Лакан, можно представить себе немого аналитика, но не глухого. Аналитик будет слушать анализанта и только иногда что-то говорить, комментировать. Однако слова аналитика на самом деле являются частью слушания: интерпретация не ставит своей задачей что-то объяснить анализанту, транслировать ему какое-то знание о нем, привести в соответствие с моделью, которую хочет навязать аналитик, но, преследует ровно противоположную задачу. Интерпретация посредством вопрошания, пунктуации и создания экивоков, посредством вводимого в ткань речи анализанта разрыва, создаёт пространство для размещения в нем чего-то нового. Интерпретация открывает возможность со-производства новой территории для субъекта.

То, как и когда аналитик даёт интерпретацию – это один из наиболее заметных и очевидных моментов индивидуального аналитического стиля клинициста. Французский аналитик Поль Дени выдвинул полу-шутливую гипотезу. Клиницисты, чей собственный аналитик был “говорливым” и давал столь много интерпретаций, склонны становится молчаливыми таковыми, чтобы не сказать лишний раз чего-нибудь невпопад. Возможно, и существует такая закономерность. Но из наблюдения о “разговорчивом” аналитике я считаю важным выделить другой аспект. Оставаясь психоаналитиком, допустим, фрейдистом, или кляйнианцем, аналитик, может использовать «шизоанализ» как ориентацию в оформлении своего индивидуального стиля работы. Чтобы дать пространство субъекту, он должен быть готов отказаться от своих старых гипотез об анализанте, какими бы стройными и красивыми они не казались. Для того, чтобы избежать всякого принуждения, суггестии и адаптации к предзаданной модели, необходима способность отказаться не только от внеположных моделей (например, социальных или психоаналитических теоретических клише), но и от таковой, которая, казалось бы, уже не является внеположной. От той, которая сформировалась в ходе этого конкретного анализа с этим конкретным анализантом. Интерпретация, способствующая субъективации, имеющая аналитический эффект, возможна только из “отсюда” позиции, в которой в данный конкретный момент находится анализант, и к кому он обращает свою речь в данный момент (то есть, из таковой, в которой находится аналитик). Из трансфера3. А не из «Эдипа», из «оттуда» общей аналитической теории, или из таковой о субъекте, об анализанте, которая сформировалась у аналитика за время работы. В противном случае, аналитик, слишком погрузившись в содержание речи, становится частью невроза анализанта. А погрузившись в “Эдипа” вовсе теряет связь с субъективной субстанцией.

Более того, говоря о «психоаналитике с Гваттари», здесь следует сделать еще один шаг. «Шизоаналитической» ориентацией для психоаналитика является не только ориентация на процессы субъективации, а не содержание речи. Не способность отказаться от своих гипотез об анализанте или устоявшихся концепций и схем, усвоенных в курсе психоаналитического института. Это также и способность отказаться и от самой такой ориентации! То, что делает Гваттари, не только в “Анти-Эдипе”, но и сильно до и после него, это не последовательный нигилизм, а, наоборот, позитивная способность произвести такую болезненную операцию по отказу от усвоенных и очень дорогих сердцу каждого аналитика схем. Сделать выбор в пользу того, что будет адекватно и релевантно конкретной аналитической ситуации в данный конкретный момент. Шизоанализ – это не проект похорон Фрейда. Сам Гваттари не отрицает ни Фрейда, ни кастрацию, ни семейную компоненту в психическом развитии юного субъекта. Когда это адекватно материалу Гваттари сам возвращается к Фрейду и даже к Эдипу (например, см. семинар «Об одном сне: систрук», где Гваттари анализируют собственное сновидение). Обсуждая случай Р.А. в “Психоанализе и трансверсальности”, Гваттари пишет о злоупотреблении аналитиками “Эдипом” так: «будет иллюзией думать, что есть что-то, что можно прочесть в порядке бытия или в порядке утерянного мира, или думать, что восстановление мифического бытия, по ту сторону всех исторических истоков, может быть институциализировано в качестве психоаналитической пропедевтики или майевтики. Учитывая действительные процессы, задействованные в терапевтическом лечении или в формировании терапевтической организации, отсылка к такого типа мифо-лингвистическим упрощениям ведёт никуда, кроме как прямиком в бездну спекуляции. Важно здесь понять важное сообщение, равно как и объект-носитель и основание этого сообщения».

Не столь важно, говорливый аналитик, или он предпочитает оставаться молчаливым. Пока он сознаёт аналитический эффект своих слов и действий, не столь важно, из какого концептуального корня он взращивает конкретную интерпретацию. Каким правилам он следует, а какие меняет.

Сегодня часто случается, что аналитикам так дороги собственные идеи, что в погоне за философской последовательностью они готовы пренебречь материалом, пренеберечь субъектом. Доходит до того, что некоторые так и вовсе начинают пренебрегать страданиями, которые к ним обращает анализант или пациент, если его страдания не вписываются в стройную философскую концепцию клинициста.4 В некотором смысле именно об этом говорит “Анти-Эдип”, когда обращается к нам, как к клиницистам. Еще 50 лет назад Гваттари нащупал опасность “лаканизма”, которая по-настоящему грандиозно развернулась сегодня. В трудах некоторых любителей Лакана психоанализ, который на самом деле является дисциплиной очень близкой к человеку, к субстанции субъекта, приобретает черты эзотерической практики, таковой по производству концептуальных фантомов, имеющих к актуальной субстанции очень опосредованное отношение. Психоаналитическое сообщество же превращается в нечто среднее между масонской ложой и большевистской партией. Французские аналитики, противопоставляющие себя такой тенденции говорят о себе не как о “лаканистах”, а о “психоаналитиках с Лаканом”, “freudien avec Lacan”. Выбирая «шизоанализ» в качестве ориентации собственного аналитического стиля, мы создаем условия для реализации заложенной в сердце «шизоанализа» креативности. Мы не создаем новую ортодоксию “гваттаризма”, но вовлекаемся в постоянное становление “психоаналитиками с Гваттари”. Шизоанализ, когда с ним встречается клиницист, не говорит про анализантов вовсе, но обращается к аналитику, деформирует его, создает в этой деформации определенную этическую (или, возможно, этико-эстетическую) позицию.

Иннокентий Мартынов / Gabriel Mart

  1. Интересно, что здесь не артикулируется понятие лаканизма или «лакановского анализа». Проблематичность и идеологическая подоплека этого концепта трубет отдельного исследования.

  2. 1) Психоанализ - это исследование ментальных процессов, недоступных иным способом, как посредством терапевтического метода, основанного на фрейдовском открытии и расширении области его применения; 2) Ключевым для психоанализа является обращение к бессознательному и трансферу; 3) Психоанализ включает в себя практику вариантов лечения, адаптированных к психической организации определенных анализантов; 4) Психоанализ отличается от всех других психологических и психотерапевтических методов тем, что, отдавая предпочтение интерпретации трансфера, а не его использованию, он стремится - без всякого желания адаптации к какой-либо заранее установленной модели - устранить, насколько это возможно, любое внушение, суггестию; 5) Как логическое следствие отказа от любых предустановленных моделей, здесь необходимость требует от клинициста нейтральности и конфиденциальности.

  3. Небольшое «шизоаналитическое» отступление: Здесь можно сделать отступление, и заметить некоторые пересечения того, о чем я сейчас говорю, с идеями психоаналитика Масуда Хана, ближайшего ученика Дональда Винникотта. Масуд Хан замечает, что один и тот же анализант может производить совершенно разное впечатление на разных сеансах, часто противоречащее предполагаемой аналитиком диагностической структуре. Хан объясняет это, вводя концепт “граней самости”: субъект не является одномерным и однородным. Наоборот, ему присущи множество граней, которыми он поворачивается к аналитику в разные моменты анализа. Когда мы говорим об интерпретации “отсюда”, мы вынуждены также говорить и об интерпретации трансфера. Хан резонно добавляет: аналитику также присущи множество таких граней. Здесь я предлагаю немного развития мысль Хана, добавить в неё динамический элемент. Я предлагаю сменить концепцию грани на концепцию плана или субъективной плоскости. На пересечении субъективного плана анализанта и субъективного плана аналитика располагается трансфера и то самое “отсюда”, в котором возможна интерпретация. Это пересечение не постоянно, пересекаясь, планы деформируются: интерпретация способствует появлению нового, новому пути субъективации.

  4. Здесь я имею ввиду как такие политически острые и дискуссионные вопросы как гомосексуализм, транссексуализм, так и, казалось бы, классические темы, вроде шизофрении. Я полагаю, что это, однако, выходит за рамки темы моего текста.